Barling’s small billiard 1904 year

Brumfit

London

Отдана в добрые руки

Покопавшись в архивах, обнаружил некоторое количество текстов, так или иначе относящихся к трубкам и истории. Поразмыслив, решил — не пропадать же добру. К примеру, нижеследующий краткий байопик рассказывает не просто об интересной личности, но ещё и о трубокуре.

Так пуркуа бы и не па, спрашивается?

*********************

Чарльз Герберт Лайтоллер (30 марта 1874 года, Чорли, Ланкашир, Северо-Западная Англия — 8 декабря 1952 года, Ричмонд, Лондон, Англия) был человек на редкость жизнерадостный и оптимистичный. А также с рождения имел шило в седалищном нерве и шутиху под хвостом. Вышеупомянутые характеристики заставляли его регулярно искать на свой афедрон приключений, и на результаты поисков никак нельзя было пожаловаться. В 13 лет, поработав на хлопковой фабрике, куда его пристроил отец — в надежде, что хотя бы шутиха несколько поугаснет; вотще, — и, осознав, что он и хлопок совместимы только в виде предметов одежды, Чарли сдёрнул из родных пенатов юнгой на корабле «Примроуз Хилл». Да не куда-то, а сразу в Новую Зеландию. В которую ходили в те времена через «ревущие сороковые», на минуточку. Под парусом, угу.

Ничего, добрался.

В возрасте 21 года Чарльз получает квалификацию «помощник капитана» (для парусных судов). К этому времени он успел пережить два крушения средней тяжести, один судовой пожар (корабль сгорел полностью), а также для разнообразия побывал в «глазу бури». Последнее, согласно моряцким поверьям, делало человека непотопляемым. Разумеется, он мог утонуть в стакане виски или в луже напротив мэрии, но вот в океане — никогда. Забегая вперёд, скажем, что поверье сбылось в полный рост, даже с запасом: Лайтоллер не только категорически отказывался тонуть, но и окружающие его люди выплывали с ним за компанию. Жаль было расставаться с таким весёлым парнем.

Получив корочку помощника, Лайтоллер решил сменить парус на пар, и вплоть до 24 лет прослужил в Королевском Африканском торговом флоте. Было дело, начал копить денежку… и чуть не помер от тяжелейшей малярии. В Африке и сегодня её подцепить легче, чем высморкаться, а уж тогда…

Едва выздоровев, он рассудил, что пора менять климат. Но, поскольку шило вкупе с шутихой, видимо, оправились от малярии несколько раньше, а то и вовсе не болели… Короче, вместе с климатом Чарльз ненавязчиво сменил полушарие. Причём дважды — Южное на Северное, а Восточное — на Западное. Подался наш весёлый парень в Калифорнию, а там и на Аляску. «Ну а мне плевать — я здесь добывать буду золото для страны!» Это у нас — для страны, а там и тогда старались для себя. Везло добро если одному из тысячи, но «золотая лихорадка» — болячка обстоятельная, так что…

Лайтоллеру не повезло. Или повезло, как поглядеть: не заработав ни гроша и проев все флотские накопления, он не попал на корм волкам и не умер с голоду. И его не грохнули завистливые конкуренты, ибо чему тут завидовать?

Из Аляски на товарных поездах Чарли выбрался в Канаду. Где осел ещё на год, осваивая новую профессию — cowboy называется. С этим делом парню, наконец, слегка пофартило в финансовом смысле, и за год он сумел заработать на билет обратно в родную Англию. Возвращению блудного сына дома весьма обрадовались, но сын недолго вкушал покой. Море неумолимо тянуло обратно.

Заметим: все его скитания, в результате коих он минимум пару раз обогнул планету (по сумме преодолённых миль), никак не повредили, а возможно, и помогли его дальнейшему трудоустройству. Ибо его без разговоров приняли в компанию White Star Line. Кому эти слова ничего не говорят — «Белая Звезда» в тогдашней Британии была примерно так же значима и столь же знаменита, как «Газпром» в сегодняшней России.

1900 год. Англо-бурская война. Австралийцы относятся к войне едва не серьёзней, чем англичане. А в сиднейской бухте застрял «Медик», корабль компании «Белая звезда». И если незанятый матрос опаснее незакреплённой пушки, то незанятый офицер опаснее незакреплённой батареи. Четвёртому помощнику Чарльзу Лайтоллеру стало скучно. Повторяю, скучно. Сидней он посмотрел. Гавань облазил. С акулами познакомился. На борту всё в порядке. А посреди гавани торчит, как зуб, крепость Форт Денисон — а в крепости довольно большие старинные орудия, с моря видно. И тут кто-то из мичманов говорит — вот бы пальнуть из такого. Всё. Судьба форта была решена. Разъяснили план строения и параметры пушек. Понемножку насобирали нужное количество пороха. Добыли запал и сколько-то хлопковой массы. А потом кому-то из заговорщиков пришла в голову светлая идея поднять над фортом «бурский» флаг — уж не знаю, чей именно. Так что сшили и флаг.

И однажды ночью позаимствовали лодку и добрались до форта. Зарядили пушку (заряжали, естественно, с дула, и заряжающий — Лайтоллер, — должен был выполнять эту работу, вися вниз головой с обратной стороны стены, чего не сделаешь из любви к искусству).

Подняли флаг. Зажгли шнур. И тут выяснилось, что лодку — и без того хлипкую, — волной от проходящего судна шарахнуло о берег. В борту дыра, в лодке полно воды. А шнур горит. Что-то как-то вычерпали. Лайтоллер заткнул дыру рубашкой. Мичмана гребли как сумасшедшие — знакомиться с местными акулами слишком близко им очень не хотелось. Тишина.

Добрались до берега, привели себя в порядок. Тишина. Бегом к своему кораблю в соседнюю бухточку. Тишина. Ясно. Зря гребли, погас фитиль. Могли не торопиться. Три с чем-то утра. БАААААБАХ.

Утром в городе вместо ожидаемых шума и крика вялое «Интересно, а что это было?» «Да то ли розыгрыш, то ли у нас кто-то бурам сочувствует». «Буры? Форт Денисон? Ну посидят и обратно отдадут — кому он нужен…»

Зато власти оказались на высоте. Сначала они попытались эту историю скрыть. Вот интересно, как это вообще можно было сделать, если выстрел слышало полгорода, на берегу кое у кого и стёкла повылетали, а флаг наблюдали все, кто случился утром на берегу по обе стороны залива? Но попытались. Не получилось. Тогда флот начал валить на армию — мол, это ваше хозяйство, мы не виноваты, что у вас тут в военное время посреди гавани действующие пушки без присмотра стоят; а армия на флот — мол, это не наши бесхозные пушки, это ваши бесхозные пушки и нечего. Кто-то пытался убедить парламент, что пушка могла выстрелить сама (вероятно, предварительно сплавав на берег и отоварившись порохом).

Потом к делу подключились газеты, несколько обиженные тем, что им попытались скормить такую некачественную утку.

В общем, скандал получился до конца стоянки. Авторов так и не нашли.

И всё бы хорошо, да кто-то из своих же догадался, в чём было дело — и пароходскому начальству доложил. И по прибытии домой свистают это Лайтоллера на ковёр. Ну что тут думать, сам виноват. Написал заявление об уходе и пошёл на ковёр. Начальство высказало ему, что оно думает о такого рода шуточках в военное время, а затем — объективности ради, — предложило рассказать, как это выглядело с его стороны. Заявление написано и вручено, терять нечего. Лайтоллер рассказал. Про форт, про порох, про идею с флагом, про запал, поспешное бегство, отмахивание от акул и войну армии с флотом. Начальство фыркнуло, фыркнуло ещё раз, расхохоталось, порвало заявление и грозным голосом скомандовало «Марш на борт». Но от греха перевело Лайтоллера на атлантические линии. Потому он и оказался потом вторым помощником на «Титанике».

Последний раз Лайтоллер попал в историю в 1940 году, когда пришёл на своей яхте «Бродяга» под Дюнкерк, чтобы эвакуировать, кого можно. Яхта, на которую в теории влезало человек 20, уволокла 130. Когда спасённые узнали, что капитан — с «Титаника», несколько человек наладились прыгать за борт. Впрочем, им быстро объяснили, что они пользуются неправильной логикой — человек, который от айсберга ушёл, и от немцев уйдёт. И как в Ла Манш глядели.

(via Антрекот)

Историю «Титаника» не знает только очень ленивый и очень нелюбопытный. Лайтоллер — на тот момент второй помощник капитана, — оказался единственным из старших офицеров, выживших в катастрофе. В момент столкновения он как раз сдал вахту и улёгся почивать. Будучи разбужен по тревоге, спокойно занялся прямыми своими обязанностями — эвакуацией людей. Правда, его роль в спасении пассажиров оказалась не вполне однозначной. С одной стороны, он, руководя эвакуацией с левого борта, железно соблюдал принцип ladies and children first. Настолько крепко, что нескольких самых истеричных джентльменов отогнал от шлюпок, просто вытащив револьвер и убедительно выстрелив сперва над головами, потом и под ноги. Членов экипажа он не допускал в шлюпки тоже, исключая женщин. Мужчины садились только на вёсла.

Однако благодаря его действиям шлюпки отваливали полупустыми. Впрочем, тут вина отнюдь не Лайтоллера — просто большинство пассажиров до последнего момента, когда судно начало давать заметный дифферент на нос, было свято убеждено, что, оставаясь на борту, они рискуют намного меньше. Дескать, что с этой дурой сделается — а шлюпка и перевернуться может, да и вообще там сыро и противно. Когда ошибочность этого мнения стала ясна даже последним тупицам, было уже поздно — спустить на воду немногие оставшиеся шлюпки оказалось фактически невозможно из-за растущего крена и всё ускоряющегося погружения дуры в океан.

Сам Лайтоллер был на борту фактически до последнего момента. Объективно он тоже не должен был спастись: корабль таких габаритов утягивает с собой на дно всех, кто оказывается в радиусе полусотни, а то и сотни ярдов от него на поверхности. Когда нос корабля целиком ушёл под воду, Чарльз, особо ни на что не надеясь, отвязал одну из складных шлюпок, вообще не задействованных в эвакуации, сбросил её с борта и прыгнул вслед. Но даже на ней он вряд ли бы успел отплыть на безопасное расстояние. Помогла одна из труб «Титаника»: отломившись у основания, она упала в метре от шлюпки и волной просто отшвырнула её на дюжину саженей. Лайтоллер начал грести что есть сил — и таки увернулся от чудовищной воронки, засосавшей многих его сослуживцев, пытавшихся спастись вплавь.

После «Титаника» Лайтоллер сменил много кораблей, продвинувшись в итоге до звания commander (соответствует нашему капитану второго ранга). И у него вошло в традицию передавать вахту, ложиться спать, подниматься по тревоге из-за крушения и руководить эвакуацией личного состава и пассажиров. Сперва «Океаник» (Лайтоллер — первый помощник капитана), спешно переоборудованный в начале Первой мировой во вспомогательный крейсер, сел на мель в районе Шетландских островов. Затем в 1918 году, будучи уже капитаном эсминца «Сокол», Чарльз снова едва не проспал потопление корабля, столкнувшегося ночью с траулером. Между этими событиями Лайтоллер капитанствовал на эсминце «Гэрри», и, лично управляя кораблём, протаранил ко всем британским чертям немецкую подлодку UB-110. Для разнообразия, «Гэрри» в результате сего подвига не затонул, но всё-таки изрядно повредил нос. Из-за чего был вынужден возвращаться в порт задним ходом, пройдя таким макаром более ста миль. Узрев эсминец, идущий к причалу кормой вперёд, начальство так прониклось, что наградило Лайтоллера вторым по счёту крестом «За выдающиеся заслуги» и повысило его до lieutenant-commander (капитан третьего ранга). И вернуло его на «Сокол», который по доброй традиции затонул (см. выше).

Когда война закончилась, Лайтоллер было решил вернуться в «Белую Звезду». Однако там с неудовольствием выяснил, что выживших офицеров «Титаника» компания, мягко говоря, не жалует. А уж с его послужным списком, смахивающим на корабельный мартиролог — в особенности. Пришлось уходить в отставку.

Похоже, давнее поверье относительно «глаза бури» имеет под собой весомые основания. Так ли, иначе, но в судьбе Чарльза Лайтоллера оно исполнилось безупречно: утонуть лично ему не удалось, несмотря на многочисленные попытки. А эвакуация бойцов из-под Дюнкерка стала красивой точкой в непотопляемой морской биографии капитана.

******************

Трубка эта, конечно, очень вряд ли принадлежала Лайтоллеру, но потенциально запросто могла принадлежать. Потому что создана в 1904 году старейшей британской мануфактурой для уважаемого лондонского магазина. И непотопляемый Чарльз запросто мог её прикупить, жалование позволяло. Просто не сложилось. Хотя — кто знает, а вдруг?..

Для ста десяти лет бабуся сохранилась просто идеально. Что внешне, что внутренне. Крокодайл на кейсе натуральный, а лёгкие потёртости по сгибам только добавляют ему обаяния. Некоторая коничность чаши (замеры даны по верхнему краю и впритык ко дну) — не баг, а фича, потому как в старых британских трубках подобная сверловка встречается регулярно. Трубка просто крошечная и невесомая, такую не то, что в зубах — в губах держать можно.

Повторное обкуривание сделано хайнриховскими «монетками», и не зря: явно из неё курили что-то подобное, вирджиниевое. И, надо полагать, курили бережно и грамотно, если за 110 лет это почти никак не отразилось на девайсе. Или делали его, опять же, на века.

Всё-таки Barling, как-никак.

Вес: 42,3 г (в кейсе) / 21,9 г

Рост: 116 мм

Диаметр чаши (внутр.): 18=>15 мм

Глубина чаши: 34 мм